• Маяк или не маяк? Мы часто называем маяками навигационные знаки. Дело — в дальности света. Свет маяков — самый мощный и составляет минимум 10 морских миль (18,5 километра).
• Одиночные и парные. Помимо одиночных маяков (служат для обозначения определенной точки на земле или в акватории, в том числе — опасных участков), существуют маяки парные, или створные (устанавливаются у входа в гавань или порт и помогают скорректировать курс входящего судна).
• Двух одинаковых маяков не существует. У каждого — свой цветовой и звуковой шифр. «ДНК маяка», по слову экскурсовода Софьи.
• «Главное в цвете маяка — его контрастность с береговым фоном. Если маяк стоит среди тёмных скал, для его окраски выбирают яркие светлые цвета», — объясняется в книге «Маяки Балтики». Те, что «на песчаном или заснеженном берегу», выделяют тёмным. «Вблизи густых лесов» можно найти красно-белые маяки. Пример тому — Осиновецкий и Свирский маяки, маяк Стирсудден: они «выделяются белыми полосами на фоне тёмных деревьев, а красными создают контраст с белым пасмурным петербургским небом».
• Об опасности у берега изначально предупреждали огнём, потом добавили звук: били в туманный колокол, совершали холостой выстрел, использовали гонг и пироксилиновые патроны.

Освещение начиналось с костров и масляных горелок. Постепенно они сменились керосиновыми лампами и ацетиленовыми горелками, те — керосинокалильными лампами, лампами накаливания и светодиодами. Для увеличения дальности видимости источника света стали применять линзы специальной конструкции — изобретение французского физика Огюстена Френеля.

В Средние века за маяками присматривали монахи и монахини. В этом они находили способ служения людям. Неслучайно в старых документах смотритель называется служащим маяка, служителем. Среди высотных ориентиров, обозначающих побережья на картах и лоциях, имелись не только трубы и башни дворцов, но и купола храмов. Одно из послушаний монахов Соловецкого маяка на Секирной горе и сегодня — включать свет фонарного сооружения.
В России маячное дело начинается с эпохи Петра I — в 1719 году по приказу царя-реформатора на искусственном острове около Кронштадта был установлен Толбухин маяк, ныне признанный одним из старейших в стране. В 1807 году оформляется маячная служба. Сначала смотрителями были военные, с 1861 года — вольнонаёмные. При маяке состоял также денщик и семеро служителей из нижних чинов. Пока на маяках действовала паровая сирена, имелась должность машиниста.

«Профессии „смотритель“ как таковой не существует, это собирательный термин, — объясняет фаролог (ученый, изучающий маяки) Ирина Босенко. — Человек, шедший на вакансию, совмещал 10-12 профессий: он должен был одинаково хорошо разбираться в электрике и механике, в осветительном оборудовании и поварском деле».

Последнее было немаловажно, поскольку на некоторые маяки провизия отправлялась (и отправляется до сих пор) всего два раза в год. Ирина приводит продовольственную корзину смотрителей XIX века: «сахар, соль, масло, крупа, махорка, табачная бумага, мыло, спички. 10-16 пудов того, что можно было сохранить в ледниках». Что касается почты, на дальние маяки письма доставляли почтово-телеграфной конторой, почтовыми голубями.

История маяков хранится в архиве Военно-морского флота, где на протяжении 12 лет Ирина исследует эту тематику и вместе с заведующей читальным залом Еленой Викторовной Никандровой совершает открытия, расшифровывая почерк XVIII века, пробираясь через орфографию XIX века и рассматривая чертежи начала XX века.

Для Ирины не только смотрители настоящего являются хорошими знакомыми (смотрителя Балтийского маяка Валерия Яковлевича Безуглова, встреченного во время подготовки книги «Маяки Балтики», она, как и персонал гидрографической службы, ласково называет: «Маяковлевич»), но и смотрители прошлого. Она встречала лично многих смотрителей и их потомков. Например, однажды общалась с внучкой смотрителя маяка Сескар Геннадия Михайловича Капитанского Марией Тереховой, которая передала фотографии из семейного архива Музею маячной службы.

Вслед за Ириной в архивы Военно-морского флота за сведениями о первых смотрителях поехали и мы.

Обнаружилось немало любопытных материалов. Например, содержимое библиотеки смотрителя. Среди «казенных книг для чтения служащим к первому января 1888 года» — шесть русских «азбуков», и два «граматиков», а также «Сельский домашний лечебник», «Рассказ странника», «Указатель пути в Царство небесное, издание 1859 года» и «Краткая Российская история для православных». Все в количестве одной шт.

Иногда смотрители просили учесть свой опыт. Перед нами документ «О внесении в список кандидатов на должность смотрителя одного из маяков Балтийского моря А. Н. Чупрова». В обращении, адресованном «императорскому высочеству Великому Князю Алексею Александровичу», шлиссельбургский мещанин Александр Николаев Чупров говорит, что раньше был смотрителем Экгольмского маяка, но в связи с болезнью оставил службу. Теперь же обращается «с почтительнейшею просьбою»: «не изволите ли признать возможным, при открывшейся вакансии, на одном из Балтийских маяков удостоить меня принятием на службу, и, в ожидании назначения, соблаговолите дать мне, в виду моей бывшей службы, преимущество перед кандидатами, которые обязанностей смотрителей маяков еще не исполняли».

Одной из важнейших фигур был генерал-лейтенант по адмиралтейству, директор маяков Финского залива Леонтий Спафарьев (1766-1847), «супергерой маячного дела», по определению Ирины Босенко. В 1809 году он выпускает «Инструкцию частным смотрителям маяков». Основное правило: «Однажды определенные для маяка служители никогда не будут переменены». «Устроился на маяк — работай всю жизнь», — интерпретирует фаролог.

В другие обязанности входило следить за чистотой «в маячных строениях и […] покоях, в одеянии и пище». Стёкла чистили мелом, смешанным с вином. Освещение начиналось с заходом солнца и заканчивалось с восходом. На зиму линза маяка накрывалась чехлом. Смотрители занимались ведением маячного журнала, отмечали проходящие военные суда, в случае бедствия оказывали помощь. По воскресным, праздничным дням, при случае прохода кораблей и аварий судов поднимали флаг.

К 1920 году инструкция разрастается до двухсот положений. Отныне смотритель следил, «чтобы береговые жители не разводили возле маяка костров, огонь которых мог ввести в заблуждение мореплавателей», занимался мелким ремонтом, сверял часы, вёл опись маячного оборудования, а в свободное время мог выращивать огород, разводить птиц и животных.

Жалованье смотрителям начислялось исходя из условий жизни и работы, а также «сложности оптического аппарата». На маяке отдалённого острова Большой Тютерс, который находился «на главном торговом пути сообщений» и обладал линзой первого разряда, смотрители были удостоены высшего оклада содержания — в год им платили 350 рублей жалованья и 350 рублей «столовых».

\Средства не всегда поступали вовремя. Иллюстрация тому— дело «По жалобе надзорщика маяка Сухо Алексея Захарова за неуплату ему денег за различные мелкие работы на маяке и жалованья за 3 месяца 1904 года». Смотритель пишет «прошение о возвращении его личных средств, затраченных на содержание маяка»: в течение шести лет он производил «осмоление и ремонт […] озёрных лодок», менял мачты и якорный канат, чинил паруса. На это инженеры отвечали, что оплатят лишь капитальный ремонт, а «в мелочь ходить не желали».

Захаров жаловался: «И до того я надоел всем моими просьбами, что был незаслуженно ругаем пьяницею, подлецом и сукиным сыном, это все за то, что я требовал своих трудовых денег, затраченных на поддержание казенного имущества».

У истории — удачное завершение: смотрителю выплатили жалованье за три месяца службы и добавили «сочувственные» средства — ещё 300 рублей.

Мы не торопимся прощаться с Алексеем Захаровым. 1911 год связан с громким делом. В доме смотрителя в Новой Ладоге проводят обыск, где обнаруживают «4 ящика контрабандных финских спичек массой 73 килограмма, 1,5 кг финской ваты и шлюпку „Мираж“, провезённую мимо таможенного контроля».

Но и здесь Захарову повезло: оправдали как «человека тёмного и не развитого», крестьянина, который к тому же спасал людей. Но контрабанда на маяке с тех пор стала носить самое тяжелое наказание по закону.

Впрочем, случались со смотрителями и более тревожные происшествия. В архивах есть «Переписка о служителе Гогландского маяка Ефиме Чидаеве, объявившем себя покушающим на цареубийство». На документе дата — 1880 год.

«Первые МЧС на море — это смотрители», — утверждает Анастасия Макарова. Подтверждение тому — Егор Садовников, 30 лет служивший на маяке Соммерс и основавший целую династию маячников. В 1861 году его небольшая маячная команда спасла 136 человек, детей и взрослых, с тонущего парохода «Александр II».

Этот смотритель спасал мореходов не единожды. 1888 году Садовников, служащие Лара Питканен и Карл Суомалайненом на весельной шлюпке вышли в залив на помощь терпевшему крушение норвежскому барку «Сирак». В вахтенном журнале смотритель пишет об удачном исходе: к утру «все собрались вместе и помолились. […] Сварили кофий, который разлили по полчашки на каждого, команда обогрелась, люди сделались бодрыми. Я же явился к командиру внутренней брандвахты».

Изначально на маяках служила команда из мужчин. В 1905 году подписывается документ «О разрешении зачислять в состав обслуживающего персонала маяков членов семей служащих». С какой целью? «Для улучшения семейнаго быта его». Фаролог Ирина Босенко иронизирует: «Ранее мужская команда была способна выпить все горючие припасы».

С возможностью селиться на маяках семьями маяк стал восприниматься не местом службы — домом, и маячное дело было приведено в порядок. Пьянство искоренялось, заводилось хозяйство.

В архивах хранятся трогательные прошения, касающиеся членов семей. Майор Андреев, смотритель Нарвского маяка, зимой 1888 года рапортует Директору маяков и лоций Балтийского моря: «Воспользовавшись разрешенным мне 20-дневным отпуском сего февраля, я только сегодня, 17-го, успел достигнуть доступа к профессору Боткину, который, по множеству занятий, назначил приём моей больной жене только на 29 февраля. Так как по слабости ее сил я не могу оставить ее одну в настоящее время, то имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство об отсрочке мне отпуска еще на восемь дней».

В 1910–1911 годах ведётся «переписка о возможности найма женщин служащими на маяки», и вскоре на маяк разрешают принимать женщин. Однако женщины редко занимают должность начальника маяка.

В «Прошении на поступления на разные должности» от 1908 года читаем, что крестьянке Марии Каулин велено «предоставить […] место женской прислуги при маяке, места же служителя при означенном маяке, которое занимал ея покойный муж, ей предоставлено быть не может».

Официальное трудоустройство женщин, как и мужчин, начиналось с 18 лет. Однако порой к работе приступали и более молодые члены семьи. Когда Евлампий Багрецов, смотритель Святоносского маяка на Кольском полуострове, ослеп, его одиннадцатилетняя дочь Маруся самостоятельно вела службу на маяке, обращаясь с технической частью и делая доклады о проходящих судах, за что в 1915 году получила серебряную Георгиевскую медаль — возможно, первую награду Первой мировой войны на Белом море.В 1910–1911 годах ведётся «переписка о возможности найма женщин служащими на маяки», и вскоре на маяк разрешают принимать женщин. Однако женщины редко занимают должность начальника маяка.В 1910–1911 годах ведётся «переписка о возможности найма женщин служащими на маяки», и вскоре на маяк разрешают принимать женщин. Однако женщины редко занимают должность начальника маяка.

Среди документов архива обращает на себя внимание текст «О благополучии на маяках». О благополучии может красноречиво поведать медицинское обеспечение. В целом смотрители и служители имели право на бесплатное лечение. На некоторых маяках — в частности, плавучих, — служил фельдшер по вольному найму. На Белом море была утверждена должность врача Дирекции маяков и лоции.

Смотрители получали «аптечку с наставлением […] и руководством о способах спасения утопающих». Однако в начале XX века медикаменты отправляли на маяки в банках, подписанных на латыни. Смотрители с трудом справлялись с чтением и применением. Об этом свидетельствует следующий случай: 1909 год, Каспийское море, маяк Свиной. Панов, старший врач, осматривает аптечку смотрителя, которую находит «в самом жалком неудовлетворительном виде». Спрашивая, что предпримет смотритель, если заболеет кто-либо из команды, слышит, что тот «предоставит человека времени».

И еще одно свидетельство истории. В 1882 году, после инспекции на внешние острова Финского залива, на маяки отправили брошюры Гидрографического департамента Морского министерства. Отдельной статьей была описана помощь человеку, который пытался повеситься.

Смотрителей прошлого порой все же увольняли с маяка. Это случалось как по вине самих смотрителей, доказательство чего — хранящийся в архиве «Список лиц, уволенных из лоцманских организаций за неблаговидные поступки», так и по другим причинам.

В Гражданскую войну, в 1918 году смотритель Лахмытов с маяка Сескар, первого чугунного маяка России, пишет: «Если Главное гидрографическое управление не считает необходимым мое пребывание на маяке, то покорнейше прошу снять меня с семейством с маяка, так как в настоящее время жизнь здесь крайне невыносимая. Маяк занят финляндскими белогвардейцами, […] и, хотя ведут себя корректно, но я без их распоряжения ничего не могу делать». Официальный ответ: «Ввиду перехода маяка к Финляндии смотритель с 1 июля считается уволенным…»

В Музее маячной службы бытует шутка: «Единственный легальный способ попасть на маяк — устроиться на него».

О том, как это сделать, мы спросили бывшего начальника отделения маячной службы Ломоносовского района Гидрографической службы и основателя кронштадтского Музея маячной службы Владимира Ергера.

«Профессии смотрителя никто не обучает. Её нет в перечне. Из необходимого — иметь высшее образование. Смотрителем может стать даже педагог».

Владимир проводил собеседования для будущих смотрителей. «Цель — выяснить, насколько человек готов. Есть ли навык обращения с дизельгенератором, нужный не столько для работы маяка, сколько для жизни самого смотрителя».
В профессию берут и штатских, иметь опыт военного необязательно. Обращают внимание на здоровье и готовность к изоляции: «на некоторых маяках сбе́гать в аптеку или в магазин за шурупом не удастся».

Многие из тех, кто подаётся на вакансию, плохо представляют себе действительность профессии, окутанной романтическим ореолом. На вопрос о том, что, по их мнению, будет входить в обязанности, отвечают: «Смотреть рассветы и закаты». Владимир приводит пассажи мотивационных писем соискателей: «Я — тот человек, которого вы ищете. Неконфликтна. Справлюсь с электрикой и изоляцией. Единственное: люблю театр. Будет ли возможность дважды в неделю ездить в город на спектакли?»

Есть и другие моменты: «Порой, прочитав резюме, остаётся не вполне понятно, что перед нами за человек и зачем ему маяк. У него высшее образование, был директором, имел бизнес. Осознаёт ли он, что зарплата на маяке далека от директорской? Уж не обанкротился ли он и не ищут ли его приставы?» «Есть,— добавляет Владимир,— ещё один тип людей: работал в IT, никогда не управлялся с дизелем. Инструкция имеется! Быстро обучаюсь! Справлюсь!»

Все перечисленные ответы заставляют работодателя усомниться в кандидатуре. «Возьмёшь — и будет через месяц: снимите меня с маяка». Главное качество смотрителя, по мнению Владимира, — «не бояться работать».

«И всё-таки миф о профессии разрушать не нужно. Это хороший, светлый миф. И можно ведь вправду любоваться закатами и рассветами. Всё сделал — любуйся, пожалуйста. Маяк, как-никак, не станок, а дом». Кстати, вот полная должностная инструкция смотрителя, размещенная фондом «Русское маячное общество».

Обычно команда насчитывает от двух до восьми человек и зависит от количества техники на маяке. Это могут быть: начальник, техник, инженер, электромеханик, механик. Или только начальник и техник, как на острове Большой Тютерс, население которого — два человека и куда продукты привозятся дважды в год.

Познакомившись с Дмитрием Архиповым, смотрителем маяка острова Большой Тютерс, невольно вспоминаешь многочисленные занятия известных смотрителей прошлого. Например, Николая Бестужева — декабриста, художника и помощника смотрителя Балтийских маяков. Или — поэта Иосифа Бродского, в самом конце 1950-х служившего на маяке «на выходе из ленинградского порта».

Дмитрий Архипов также человек разносторонний и владеет не одной профессией. До того, как занять в 2018 году должность начальника маяка на острове Большой Тютерс, он ходил на подводной лодке, работал промышленным альпинистом, возглавлял станцию метрополитена и даже ремонтировал языки колоколам.

До самого острова добраться я не смогла — закрыта навигация, а оформление про́пуска занимает долгое время. Зато — счастливый маячный случай — у Дмитрия начался отпуск, и мы увиделись на Гостином дворе в Санкт-Петербурге. Там же состоялась октябрьская ночная прогулка со смотрителем для подписчиков сообщества, которое Дмитрий ведёт в социальных сетях, публикуя отрывки из жизни. Рекомендовалось запастись термосом, графиком развода мостов, радиостанцией и вопросами.

Население Большого Тютерса — два человека, поскольку жизнь связана с опасностью: со времён Второй мировой войны территория не до конца разминирована. Так было не всегда. Когда-то там располагалась финская деревня. На острове побывал Пётр Кропоткин — известный нам как революционер-анархист, он был также выдающимся географом, вот и на острове проводил геологические наблюдения. Дмитрий считает, что на формулирование концепции об анархии Кропоткина навёл быт финской деревни.

Отпуск Дмитрия длится 30 дней. Нужно взять в городе всё, что может понадобиться по возвращении на остров: «Забуду одну деталь — не смогу починить машину».
Иногда на острове происходят удивительные вещи. Однажды на берегу Дмитрий нашёл бутылку с запечатанным письмом. Его автором оказался мальчик из Австрии. Дмитрий отправил электронный запрос администрации австрийского города с просьбой связаться с семьёй мальчика. Мама мальчика выслала его фотографию.

Во время беседы с Дмитрием возникло большое желание немедленно отправиться на Большой Тютерс. Стоя между колонн Гостиного двора, мы стали думать, как бы мне легально попасть на остров. «Корабль идёт только дважды в год, весной и осенью,— сказал на это Дмитрий. —Есть ещё вертолёт, прилетит через час, но это будет стоить… Есть ещё попутка. Корабельная. Но незадача: могут доставить на несколько часов и забыть на пару месяцев».

Поездка откладывалась. Мы же продолжили беседовать со смотрителями. И смотрительницами.

Напарницей Дмитрия Архипова с 2019 по 2023 год была Юлия Рыбакова. До того, как устроиться техником маяка на остров Большой Тютерс, она разводила коз в Рускеале.

«Моя деятельность до маяка была связана с деревенским туризмом, — рассказывает Юлия. — Был опыт совмещения работы животновода, хозяйки кемпинга, сыродела и козовода. Маяк — это почти как жизнь в глухой деревне, разве что с большей изоляцией. Но после опыта проживания в лесу, без электричества и дорог островной быт проще воспринимается».

Вот уже год как Балтийское море сменилось у Юлии псковской глубинкой, куда она решила переехать, чтобы продолжать разводить коз, делать сыр, восстанавливать заброшенный сад и создавать картины. Главным навыком, подаренным маяком, она считает «спокойное принятие неизбежных или внезапных трудностей». На вопрос о том, сложнее ли ей, как женщине, было работать на маяке, отвечает: «ответственность, серьёзность, понимание ситуации и работа в команде не зависят от гендера. Разве что не очень нравилось управлять грузовиком. Но есть слово — „надо“».

Ирина Босенко, побывавшая на острове, вспоминает о том, как Юлия дала ей, замёрзшей, свою куртку. Уговорила взять с собой, зная, что следующий корабль — с другой курткой — придёт лишь через полгода.

О людях, которые остаются смотрителями, Юлия говорит: «многое работает именно благодаря упрямству и ответственности маячников» (так друг друга называют сами смотрители). Они следят за тем, чтобы исполнялось основное правило: «Маяк должен светить всегда. Он прост. Он вечен в своей простоте».

Даже если сегодня Юлия занимается другим и, как делится в блоге, скучает по морю, складывается ощущение, что бывших смотрителей маяков не бывает.

«Наверное, это особый склад ума — быть смотрителем. Что-то схожее с монашеским отшельничеством и аскезой. Несмотря на трудности, это одна из лучших работ, одно из лучших мест жительства, которые у меня когда-либо были».

С историей Анны Михайловой мы познакомились благодаря «Маячным историям», единственному русскоязычному журналу о маяках, который издавала фаролог и гид по маякам Анастасия Макарова.

В 2017 году в рубрике «Маячные люди» вышло интервью Анастасии с Анной. Из него мы узнали, что прадед Анны до революции работал в гардеробе в Государственной думе, а после — устроился смотрителем Толбухина маяка, где служил с семьёй в течение 25 лет. У самой Анны во время учёбы в конце 1980-х годов было ощущение, что «сделать в жизни что-то своё почти нереально» из-за всеобщей «впаянности» советской системы. «Знание, что мой прадед всё-таки как-то вывернулся и нашёл себе такое место в жизни, давало мне надежду, что всё возможно», — рассказывает Анна.

Анна посетила маяки, в том числе Толбухин, на котором служил прадед. Впечатления от пребывания на маяке сформулировала так:

«Я вхожу в эту жизнь, где вроде всего мало, но всего достаточно. Столько, сколько надо. Ощущение расхристанности, которое есть, когда ты живёшь в городе, и у тебя куча каких-то дел и планов — оно там пропадает начисто. Возвращаешься к состоянию сущности».

Семь лет спустя связаться с Анной Михайловой посчастливилось и нам. С тех пор она узнала, что прадед не был в эвакуации, как предполагала, а умер в 1940 году. Справку об этом выдали в Кронштадте, куда Анна ездила узнавать сведения.

Сама она продолжила лишённый «впаянности» творческий путь: «В 2018 году, при вступлении в Союз художников России, я сделала серию работ с маяками. Приняли сразу».

Общественный интерес к маякам связан, по мнению Анны, с «символом свободы от земных забот»: «Моряки, я слышала, говорят: „Ну, вы — люди земные“. И правда: мы земные, нас много. А есть морские, избранные, неземные. И нас к ним тянет».

После беседы мы задались вопросом: не находится ли дело тех, к кому нас «тянет», под угрозой исчезновения?

Татьяна Дмитриева — действующая смотрительница Шепелёвского маяка, принадлежащая к маячной династии, так отвечает на этот вопрос: «Пока многие маяки обслуживаются людьми. И пусть так будет как можно дольше. Увольняться трудно. Когда были сокращения, уходили со слезами. С маяком сживаешься. Он становится своим. Воспринимаешь его как друга. Включать и выключать маяк — наш ритуал, обряд, священнодействие».

«Профессия смотрителя маяка уходит в прошлое, — констатирует гид по маякам Анастасия Макарова. — Во многих странах маяки автоматизированы. Во Франции смотритель имеется лишь на Кордуанском маяке. Маяки России также постепенно автоматизируют».

Однако говорить о полном исчезновении профессии преждевременно: «От света маяков по-прежнему зависят жизни моряков и пассажиров. Больше не нужно не спать каждую ночь, зажигать и гасить лампы вручную, звонить в колокол каждый час в туманную погоду. В прогрессе нет ничего плохого, но важно сохранять маячное наследие, и с этим всё не так просто. В любой стране».

До того, как стать создателем первого в России Музея маячной службы, начальник отделения маячной службы Ломоносовского района Гидрографической службы Владимир Ергер столкнулся с тем, что туристические группы приезжали на маяки, делали фотографии и публиковали. Тогда он позвал группы на «разъяснительно-профилактическую беседу». Услышал жалобы: в других странах можно посещать маяки, в России запрещено. В других странах есть музеи маяков, у нас — нет.

Действительно, в некоторых странах существует паспорт, в который туристы могут собирать штампы о посещённых маяках, а внутри маяков нередко устраивают гостиницы.

Вскрылся, признаёт Владимир, «глубокий конфликт»: «представитель власти и администрации с одной стороны, и простые люди, которые видят в маяках историческое и культурное наследие, — с другой».

«Открыть для посещения маяки со смотрителями нельзя»,— резюмирует Владимир.

Так считают, в первую очередь, сами смотрители. Пусть группы туристов и означают финансирование, которое пойдёт на поддержание маяка и заработок, но маяк — прежде всего дом, место, где живёт семья, а значит — нужно сопоставить риски. «А вы бы хотели, чтобы в ваш дом приводили экскурсионные группы?» — вспоминает экскурсовод Светлана Лысенко фразу из разговора со смотрителем.

«В автоматизированных же маяках, — полагает Владимир, — музеи сделать можно. Пойти по пути общемировой практики. Например, в США принят закон, по которому любой человек может взять маяк в аренду, развивать там туристическую и культурную деятельность, соблюдая обязательства: сохранять безопасность, не допускать изменения окраски маяка, не входить в фонарное помещение и быть готовым в любой момент маяк покинуть. Во многих странах маяки выведены из военного министерства и закреплены за администрацией ближайших портов, которые и регламентируют посещение маяка».

О сложности превращения российских маяков в музеи говорит и гид по маякам Анастасия Макарова: «Все морские маяки России принадлежат Министерству обороны. Частные компании не могут проводить там ремонт». Реставрация маяка Анива на Сахалине, который хотят превратить в туристический объект, стала возможной после передачи его военным ведомством в собственность региона, и теперь восстановление осуществляют областные власти.

Мешает таким инициативам и местоположение. «Маяк Толбухин находится посреди Финского залива. Безопасно доставлять туда туристов сложно. Но вот Осиновецкий маяк, герой Дороги жизни, который тоже начали ремонтировать, мог бы стать маяком-музеем», — считает фаролог.

Примерами удачной работы в этой области Анастасия считает два маяка-музея в Калининградской области: плавучий маяк Ирбенский и кирпичный маяк в поселке Заливино — Риндерорт. «Оба они были деактивированы и брошены на произвол судьбы. Музей Мирового океана добился разрешения на их превращение в музейные объекты».

Но вернёмся в 2017 год, к «профилактической беседе» между представителем администрации и туристическими группами.
—Может быть, тогда вы сделаете музей? — спрашивали Владимира.
—Конечно, нет,— вспоминает он тогдашнюю свою реакцию.

Некоторое время спустя, вместе с сослуживцем Михаилом Бородавкиным, Владимир все-таки решил создать музей. Не на маяке, а на форте Константин, в Кронштадте. «Белые стены, пол, несуразная проводка. Два с половиной месяца работы». И вот— в июле 2017 года открыт музей. В нём 7 лет спустя мы и беседуем с Владимиром. Именно в Музее маячной службы Жанна Крутова сняла цикл фотографий «Игра света линзы маяка».

Рождение интереса к маякам в России можно датировать 2010-ми годами. Помимо Музея маячной службы, вокруг маяков одновременно возникает сразу несколько проектов.

В 2015 году, работая над сценарием документального фильма «Путешествие по маякам Ленинградской области», Анастасия Макарова поняла: «В России маяки не считают морским наследием», и пришла в клуб путешествий «Нам светло» с мыслью: «Чем больше люди будут знать о маяках, тем уважительнее будут к ним относиться». В 2016 году писатель Светлана Лысенко запустила сообщество ВКонтакте «Сказки старого маяка», в котором были собраны литературные произведения о маяках и появилась возможность общения увлеченных темой людей. В 2017 году Анастасия и Светлана объединили два сообщества— клуб путешествий и творческий блог. Так возник первый русскоязычный журнал о маяках «Маячные истории».

Создавали его «однодумцы», «маячные души», волонтёры. Светлана, ставшая редактором журнала, делится: «Подчас исследование маяков напоминало детектив. Как идентифицировать неподписанный маяк на картине импрессионистов, сквозь название „Маяк, утро“ догадаться, о каком маяке шла речь?».

Задача проекта — популяризация. «Маячная история говорит не об успехах, не о карьере, а о смирении. Она не изучается. Это целый пласт, драгоценный для воспитания. Вот девочка одиннадцати лет не испугалась и с маяка подала сигнал кораблям. Себя спрашиваешь: а я бы смог?»

Анастасия, издатель журнала, подводит итог: «За восемь лет вырос интерес к теме маяков в обществе. Лет пять назад, когда говорила, что я гид по маякам, спрашивали: "А что, у нас есть маяки?". А теперь многие люди, не связанные с морскими профессиями, могут назвать некоторые маяки по именам. Это греет сердце».

Над тем, чтобы распространять знания о маяках, работают Эмилия и Никита Красновы, создатели сувенирной продукции «Маякоманьяки». «Проекту предшествовало увлечение, — рассказывает Никита. — В 2016 году Эмилия нарисовала 8 открыток, мы их напечатали и предложили Музею маячной службы. В 2020 году запустили игру. Сделали карты-путеводители. Ратуем за туризм по маякам».

Информация о доступе к маякам собрана в приложении «Маяки России»— его разработал Алексей Немов, автор и других приложений о маяках в соседних странах, в 2021 году. «В России нет общедоступных списков маяков и навигационных знаков. Вот и собрал список маяков, распределил по регионам, показал пользователям»,— пишет Алексей. Зачастую маяки не приносят дохода: «Делаю на энтузиазме. На приложениях никак не зарабатываю, наоборот, есть обязательные расходы».

Владимир Ергер резюмирует: «Маяки всегда были рядом, но никто о них не спрашивал».

Добавим от себя: к маякам обращались в непростое время. Блокадный художник Борис Толмачёв оставил целый альбом, посвящённый маякам.

Татьяна Дмитриева, смотрительница Шепелёвского маяка, объясняет: «Новый интерес к маякам возник в 2010-х годах. В социуме что-то случилось. В российском. Так в США в своё время как идея появились хиппи. Потребность общества — в надежде. Выбирают свой маяк — как своего человека, как своего духовника. Маяк — свет, сила и отдушина».

На протяжении веков профессия смотрителя менялась. Теперь вместо почтовых голубей ве́сти о маячной жизни распространяются благодаря сообществам ВКонтакте, а вместо радиолы с пластинками, которую дарили в середине XX века за хорошую службу, составляется «Плейлист смотрителя маяка» в период самоизоляции.

С профессии отшелушивался романтический ореол. На место мифа заступало нечто большее: красота действительности, правда без вымысла и прикрас.
Маяк и работа смотрителя оказались темой парадоксов.

Как бы ни хотелось приблизить маяки к людям, сделать из них музеи, отели и арт-резиденции, на данный момент это невозможно, поскольку маяк прежде всего — дом смотрителя. А понимания, как сделать это безболезненно и безопасно для самих смотрителей, пока что нет.

Тем временем вот уже более 10 лет живёт не только интерес — потребность в маяках. «Впаянность» и городская «расхристанность», о которых пишет правнучка смотрителя, вблизи маяков пропадают. Появляется вера в возможность «сделать в жизни что-то своё», внесистемное, от чего на много миль — морских и земных — проливался бы свет.